|
Историк Давид Всевиов недавно защитил
в Таллиннском педагогическом университете докторскую диссертацию, в которой
дается обзор послевоенного развития городов и формирования населения на
северо-востоке Эстонии.
Наряду с общеизвестной
информацией в ней содержится немало такого, о чем ранее не говорилось.
Например, тут можно найти ответ на вопрос, почему препятствовали возвращению бывших нарвитян в свой родной
город?
- Вы называете ситуацию
на северо-востоке Эстонии после второй мировой войны урбанистической
аномалией. Известно, что судьбу городов северо-восточной Эстонии решали не на
местах, а в Москве, исходя из идеологических и экономических соображений
центральной власти, но чтобы так уж и аномалия...
- Этот термин
"аномалия" и при защите докторской диссертации вызвал немало
полемики, хотя большинство все же решило, что в данном варианте использовать
его можно. Что это значит? Ведь сама по себе урбанизация, рост городов -
явление нормальное. Но в подавляющем большинстве случаев развитие городов
было обусловлено неким внутренним потенциалом - либо благоприятным
расположением, либо другими факторами.
А развитие городов и взрывообразная урбанизация на северо-востоке Эстонии
были очень во многом обусловлены внешними воздействиями, в том числе
идеологическими соображениями. И вот это внешнее, в каком-то смысле
насильственное вмешательство в данный процесс создало ситуацию, когда
население целого региона за десять лет почти полностью сменилось, причем этот
регион составлял почти пятую часть территории, традиционно заселенной
эстонцами. Это была единственная в своем роде ситуация в истории всей
послевоенной Европы. Вопрос по сути не в том, что
произошло, а в том, насколько быстро все случилось. Вот эта-то быстрота и
дает повод называть данные изменения аномалией. В то же время для каждого
конкретного человека это вовсе не обязательно должно быть некой аномалией: он
приехал в Эстонию, работал, получил квартиру, и его жизнь протекала
совершенно нормально. Он может развести руками и спросить: что это еще за аномалия?
- Вы пишете в своей
работе, что в первые послевоенные годы на развитие региона и формирование
населения северо-восточной Эстонии особенно сильно влияло созданное в Силламяэ секретное производство.
- Да. Это объясняется главным
интересом Москвы на северо-востоке Эстонии - возможностью организовать тут
производство урана из сланца. На состоявшемся весной 1954 года в Кремле
совещании обсуждалось создание сырьевой базы для атомной промышленности и
говорилось о том, что в СССР мало богатых ураном месторождений, однако
большие возможности открыты в Эстонии. Это совещание и оказалось, вероятно,
первым толчком для принятия решения о создании секретного завода в Силламяэ. Если просмотреть хотя бы приходившие из Москвы
распоряжения, то мы увидим, что в какой-то период Силламяэ
был первым в ряду приоритетов.
Несколько лет спустя, когда военное
и всесоюзное значение Силламяэ уменьшилось,
поскольку было обнаружено место, где уран удавалось добывать с меньшими
затратами, сократилось и влияние Силламяэ на
развитие региона. Однако в первые послевоенные годы силламяэский
завод играл особую роль именно в развитии Нарвы. К моему большому удивлению,
выяснилось, что административный центр силламяэского
секретного военного производства поначалу планировался в черте Нарвы, что
превратило бы весь город в закрытую зону.
Это объясняет, почему препятствовали
возвращению бывших нарвитян
в город. Для бывших нарвитян,
которых немцы эвакуировали из города, это долго оставалось загадкой. Одной из
объективных причин являлось то, что город был разрушен, однако когда жилье
начало появляться, их все равно сюда не пускали. Понятно, что вблизи столь
секретного объекта не желали видеть бывших жителей, являвшихся в каком-то
смысле все же ненадежными и нелояльными, и предпочтение отдавали советским
патриотам.
- Вы подробно пишете о
малоизвестном факте, что позже власти ЭССР в течение нескольких лет
неоднократно пытались добиться включения Ивангорода
в состав Нарвы и, следовательно, в состав ЭССР.
- Я включил в работу
историю этих переговоров с центральной властью, чтобы показать, насколько
важными считались идеологические соображения. Хотя в переписке ох как много
говорилось об экономической нецелесообразности раздела одного города на две
части, да и на местном уровне полагали, что это ошибка, но ничего не
исправляли.
И что
еще интереснее: границу изменили в 1944 году. Хотя война еще продолжалась и существовали тысячи более важных проблем,
Москва посчитала особо срочной задачей изменить границы, установленные в
результате Тартуского мира. Хотя Советский Союз был вроде бы единым целым.
Имеется документ с текстом Верховного Совета СССР: мол, идя навстречу просьбе
Верховного Совета ЭССР, границу изменяют. А вот самого ходатайства с
просьбой, навстречу которой пошли, и нет.
- После
отправки военнопленных на родину возникла необходимость в организованной
вербовке рабочей силы. Кто сюда ехал?
- Предприятия
северо-восточной Эстонии привлекали людей с довольно низким уровнем
образования - я не хочу давать каких-либо оценок, просто так оно и было. Об
этом свидетельствует хотя бы возраст мигрантов: например, на "Кренгольм" очень часто приезжали 16-17-летние - ведь
в этом возрасте невозможно иметь очень высокое образование. Как правило,
среди малообразованных людей и преступность выше - это такие объективные
факторы, которые влияют на жизнь по сей день. Силламяэ в этом отношении несколько отличается, так как
когда завод был уже построен, то сюда потребовались работники высокой
квалификации.
Организованная
вербовка рабочей силы происходила где-то до начала 50-х годов. Проводились
кампании, Москва выделяла районы. Не было такого, чтобы представители "Кренгольмской мануфактуры" ехали в произвольное
место и вывешивали плакат: мол, приезжайте сюда на работу. Вербовали людей
обычно в деревнях.
- Но
очень многие ехали сюда и стихийно?
- Да. Во всем Союзе было
очень много тех, кто ездил с одной стройки на другую. Где-то они оседали,
где-то нет. Ехали они туда, где нужда в их рабочих руках была больше. Да и
условия жизни, и снабжение продуктами в этом регионе были заметно лучше, чем
в российской глубинке.
- Из
вашей работы следует, что в Сланцевском районе
из-за отъезда людей ситуация оказалась настолько тяжелой, что вынудила
местных руководителей обратиться в 1949 году с письмом в Центральный Комитет
КПЭ с просьбой помочь с отправкой людей назад. Например, с территории Плысского сельсовета в Эстонию уехали
почти 80 процентов трудоспособного населения.
- Да, некоторые деревни
совсем опустели. Здешний регион был очень притягательным.
- Имеют
ли и сегодня какое-то практическое значение знания о том, как города
северо-восточной Эстонии за десять лет потеряли свое довоенное население и
облик?
- Исторические работы не имеют
непосредственного прикладного значения. Когда мы читаем книгу о битве под
Ватерлоо, то прямую пользу из этого извлечь трудно. Ведь никому не придет в
голову, прочитав об этом сражении, приступить к реорганизации эстонской
армии. Просто моя работа рассматривает тот период, который довольно близок
нам, и поэтому возникает мысль, будто, опираясь на нее, надо бы что-то
делать. Мы просто стали богаче знаниями, а каждое знание приносит какую-то
пользу. Хотя бы пользу тем людям, которые узнают, как все происходило на самом
деле, поймут, что ситуация, в которой они оказались сегодня, не является
результатом нормального развития и сами они - не продукт нормального
развития.
Это не значит, что они должны
собрать чемоданы и уехать, однако это знание, может быть, немного изменит
поведение людей - умерит, к примеру, определенные претензии: хотя бы те
самые, что мы, мол, построили и мы сделали. Ведь получается, что по крайней мере в первые послевоенные годы
восстанавливали и строили тут не мигранты, а в основном тысячи немецких
военнопленных, а также эстонский строительный батальон. Служивших в немецкой
армии эстонцев, отправленных в разные лагеря, в 1946 году вернули в Эстонию,
и 99 процентов их отправили в Силламяэ. И третьей
силой были политические и уголовные заключенные. По состоянию на апрель 1947
года в основном на строительстве работали около 20 тысяч военнопленных.
Говоря о послевоенном развитии и
формировании населения северо-восточной Эстонии, надо, конечно, подчеркнуть,
что северо-восток Эстонии - далеко не несчастье: отсюда поступает
значительная часть нашей промышленной продукции, то есть нашего
благосостояния, успехов и так далее. Порой происходит так, что какие-то
несчастья в определенный исторический период - как, например, извержение
Везувия в Помпеях - позднее оказываются счастьем для кого-то, к примеру, для
археологов, ведущих там раскопки. Эта трагедия для местных жителей,
изменившая весь наш стиль жизни - поскольку отбирали земли под шахты,
выгоняли людей с хуторов, оказавшихся на территории Силламяэ,
и так далее, - дала большой промышленный комплекс. И в конечном результате
это вовсе не какое-то несчастье.
- Должно ли государство
каким-то образом способствовать переселению эстонцев в Ида-Вирумаа
- или пусть дела идут своим чередом?
- Этому можно способствовать,
сделав жизнь в Эстонии одинаковой повсюду. Если в Кохтла-Ярве
будет так же хорошо жить, как в Таллинне, то в игре станут участвовать
всевозможные факторы, могущие повлиять на выбор Кохтла-Ярве
в качестве места жительства. Например, предположим, что в Таллинне я доцент,
а в Кохтла-Ярве мне предложат место профессора и
зарплату в два раза больше. Я подумаю: "Ага, Кохтла-Ярве,
конечно, город поменьше, но в остальных отношениях качество жизни тут такое
же, как в Таллинне". Вот именно этому государство может содействовать,
чтобы создать тут, в регионе, такие же условия, такой же выбор рабочих мест и
так далее. А не так, чтобы платить тут учителям более высокую зарплату. Не
знаю, насколько большой она должна быть, чтобы я приехал туда, где все остальные
факторы говорят против такого переезда.
Лучший пример в этой области -
Америка: там люди постоянно рассылают свои заявления и данные о себе, ищут
зарплату повыше и не колеблются при перемене места жительства. Например, если
человек живет в Коннектикуте и находит место работы в Техасе, то переезжает
туда. Да, расставаться с друзьями ему жалко, но он получит там такой же дом,
такой же уровень жизни и прочее.
Вопрос в том, что для нас стало
настолько важным, что один регион говорит в подавляющем большинстве на одном
языке, другой - на другом. Разумеется, существуют свои национальные
менталитеты, но что мы можем поделать - русский всегда должен оставаться
русским, так как же как эстонец - эстонцем. Однако
качество жизни может быть одинаковым. Тогда будет происходить нормальное
движение в пределах одной страны.
Сирле СОММЕР
"Северное побережье"
P.S.
«ЛД», Статья этого историка ещё один пример того, что история –
наука, которая тесно связана с современной
политической ситуацией и служит определенным политическим силам. Сегодня
правильнее говорить одно с исторической точки зрения, а завтра – другое…
|
